Давай жить!
Название: Мрамор
Автор: Platina
Бета: Ellfella
Фэндом: One Piece
Персонажи: Айсберг, Робин
Рейтинг: PG-13
Жанры: романтика, драма, психология
Размер: мини
Статус: закончен
Разрешение автора на размещение его работы: получено
Описание: "Пропущенная" сцена из арки Ватер 7. Написано давно и чуть-чуть под впечатлением
Примечания автора: Ворд уверен, что миник написан ещё в марте. Огромное спасибо моей замечательной Бете.
читать дальшеУ Нико Робин яркие голубые глаза – а ему мерещилось в них кровавое пламя. Дозор не раздает награды без причины, люди не назовут ребенка демоном от безделья.
Минуло двадцать лет с тех пор, как милая испуганная девочка получила клеймо преступницы – оно едва нашло своё место среди прочих, устилающих её тело. Не из одной мрачной истории виднелась её черноволосая макушка, теряя свой след в разрушениях, не однажды её имя трусливым шепотом передавали из уст в уста. Он всё искал в её глазах что-то важное, не ощутимое материально – а на загрубевших пальцах таял лёд. Наверное, рассыпающийся по кускам постер не мог уже передать жизни, теплившейся в глазах, и девочка на бумаге затухала.
Чуть ниже простреленной раны билось сердце, слишком быстро билось, пожалуй. Виной тому не стресс, дыра в плече или пережитый болевой шок, как говорят врачи. Просто… со странно-приятной болью исполняются мечты. И воспоминания, как назло, болезненно свежи: блестящие в свете ламп волосы хозяйки, истомившей сознание, сулили беспокойство, а строгий изгиб локтя казался искусной рукоятью катаны. Она сама как оружие. Хотя почему как? В глазах человечества она только, только оружие, пустое и бездушное, с помощью которого подуй – и мир рассыплется, как карточный домик.
Худую статую, наверно, вырубили из куска льда или мрамора, а чей-то Дьявольский Фрукт вдохнул в неё жизнь. Потому что не бывает таких холодных глаз, и женщина не может стать сосредоточением зла. Как ангел смерти несла за собой хаос, как женщина западала в душу темной красотой. Ему-то уж точно запала, и тусклые краски постера, сокрытого от посторонних глаз, тому не помеха. Негоже прятать портрет убийцы как бесценную икону, и не ненавидеть тоже плохо, по-предательски. Всё это смахивает на сюжет незавершенного романа, по неписанному правилу прерванного на самом интересном месте.
Он никогда не встречал эту женщину-демона вживую и не чаял увидеться, ведь встреча с Нико Робин подобно джекпоту. Её ловили – она сбегала, её убивали – она выживала, ускользала, исчезала, но не погибала. Женщина-тень с сотней рук и самыми холодными глазами в мире, ей не было места на земле, она не имела права появиться на свет. Её негласная вина – собственное существование, что ставит под вопрос относительную гармонию этого нестройного мира. Таких людей обрекают на славу злодея, а в конце фильма ввергают в пропасть, что тот сгинул, явив свету блаженный финал.
Её было, за что ненавидеть, было, за что желать ей скорейшей гибели: не из собственного жестокосердия, лишь во благо мира. Костры святой Инквизиции не спалят тебя своим пламенем, быть может, твоё тело заберет в дар безбрежный океан, Нико Робин? Это было бы логично. Недаром эта проклятая женщина съела фрукт, недаром он жил в городе Воды – сама судьба повелела ей погибнуть, потонув во мрачных глубинах. Желательно со схваченными наручниками из кайросеки руками. Ведь, не будь на свете преступницы по имени Нико Робин, возможно, его великий учитель был бы жив.
Было бы, не было бы… Ему по должности не положено гадать на кофейной гуще.
А сухая тень уже замерла за колонной, разве что холодом не дышит.
У Нико Робин легкая, почти неслышная походка, и каблуки остроносых туфель не шелестят при ходьбе, как положено, - лишь прервавшийся на секунду отблеск от настольной лампы прогремит как взрыв – она здесь. Пришла, вернулась; жаль только, не по своей воле. Вторая встреча ещё ценней, второе расставание – ещё болезненней…
Если верить дозорным, тебе, Нико Робин, почти тридцать, за годы гонений ты предавала и убивала не раз, возможно, даже приходилось продавать своё тело, не так ли? Умеешь ли ты верить людям, Робин?.. В холодных глазах – нерастопленный лед твоей души, на лице – свежие морщины, шепчущие, что ты настрадалась уже. О тебе говорили так много и так не по делу. И сердца у тебя нет, и душу ты давно обменяла на модельные лакированные туфли, и руки у тебя не дрожат, когда спускаешь курок. Ты не так проста, Нико Робин, верно? Быть банальной злодейкой – это не для тебя. Потому что ты сильная. И храбрая. И умная. И… замечательная. Характеристика, негодная для мирового зла, для заплутавшей души или падшего ангела куда более подходящая.
А непогасшая искра на лицевой стороне её души тлела мрачным холодом, зазывая слышащих, страждущих, и ледяные голубые глаза со старого постера глядели на него ежедневно, гипнотизируя смоляными черными буквами по кромке и заставляя вновь и вновь, тут же раскаиваясь, на выдохе произносить проклятое имя. Если бы дьявол мог материализоваться, если бы смерть имела женское обличие, кажется, у неё было лицо женщины-преступницы ценой в семьдесят девять миллионов. Самое прекрасное лицо, какое сумела вылепить художница Природа.
Такой женщине, как Нико Робин, пистолет совсем не к лицу – куда краше изогнутый музыкальной нотой кинжал. Обязательно с узорной ручкой из нефрита или зеленого мрамора. Зеленого.
Она уверенно смотрит ему в глаза сквозь воображаемый прицел и плотно стискивает губы.
Её стоило бы, стоило ненавидеть, презирать, бояться - но не думать о том, как она выросла и изменилась за двадцать лет больных своих скитаний. Не думать, что свет от лампы, должно быть, неудобно бьет ей сейчас в лицо и что за щелчок секунду назад разорвал повисшую тишину. Не думать.
Её было за что ненавидеть и не было одновременно.
Он, словно не веря самому себе, гипнотизировал кровоточащую рану, пробираясь сквозь плотную пелену мыслей. Её зеленый капюшон с витиеватой каймой мерещился ему в захватившей сознание горячке, белый потолок чернел всплывающими перед глазами пятнами, складывающимися в знакомый-чужой профиль, а стук сердца ударами отбойного молотка пробивался сквозь ставшую ватной голову. Выстрел прозвенел и утих, не ублажив слуха эхом, а значит, дозорные не лгали на её счет. Только вот накидка на ней была грязно-зеленая, а зеленый, как известно, цвет жизни. Забавное совпадение для той, чью смерть встретили бы фанфарами.
Она бы храбро посмотрела своим убийцам в лицо, а они узрели на дне её голубых глаз ядовитый осадок: то, что от неё ещё осталось. Или родилось заново? Усыпанная пеплом почва благодатна, как никогда.
Тебе не нравится то спокойствие, с каким человек глядит в лицо самой госпоже Смерти, Нико Робин? Сейчас у неё твое лицо, а оно страх вовсе не внушает. А может, тебя не устраивает твоя работа? Может, и убивать ты не хочешь?.. Почему же ты молчишь, а, Робин? Услышать твой голос, коснуться руки – а там и умирать не так обидно.
Холодные руки, выросшие из пола, прижмут к земле, а тень Нико Робин закроет его собой от света. Она выстрелит вот-вот, так что он теряет?..
Легко коснувшись её губ, с удивлением ни выстрела, ни хруста собственный костей он не услышит. Шелковые пряди, соскользнув с плеча, поцелуют перевязанное плечо, а голубые глаза напротив вдруг покажутся совсем не ледяными, как на его постере.
Свет лампы снова, как преданная собака, лизнет его в щеку.
И мраморная статуя может оттаять в июле.
Автор: Platina
Бета: Ellfella
Фэндом: One Piece
Персонажи: Айсберг, Робин
Рейтинг: PG-13
Жанры: романтика, драма, психология
Размер: мини
Статус: закончен
Разрешение автора на размещение его работы: получено
Описание: "Пропущенная" сцена из арки Ватер 7. Написано давно и чуть-чуть под впечатлением
Примечания автора: Ворд уверен, что миник написан ещё в марте. Огромное спасибо моей замечательной Бете.
читать дальшеУ Нико Робин яркие голубые глаза – а ему мерещилось в них кровавое пламя. Дозор не раздает награды без причины, люди не назовут ребенка демоном от безделья.
Минуло двадцать лет с тех пор, как милая испуганная девочка получила клеймо преступницы – оно едва нашло своё место среди прочих, устилающих её тело. Не из одной мрачной истории виднелась её черноволосая макушка, теряя свой след в разрушениях, не однажды её имя трусливым шепотом передавали из уст в уста. Он всё искал в её глазах что-то важное, не ощутимое материально – а на загрубевших пальцах таял лёд. Наверное, рассыпающийся по кускам постер не мог уже передать жизни, теплившейся в глазах, и девочка на бумаге затухала.
Чуть ниже простреленной раны билось сердце, слишком быстро билось, пожалуй. Виной тому не стресс, дыра в плече или пережитый болевой шок, как говорят врачи. Просто… со странно-приятной болью исполняются мечты. И воспоминания, как назло, болезненно свежи: блестящие в свете ламп волосы хозяйки, истомившей сознание, сулили беспокойство, а строгий изгиб локтя казался искусной рукоятью катаны. Она сама как оружие. Хотя почему как? В глазах человечества она только, только оружие, пустое и бездушное, с помощью которого подуй – и мир рассыплется, как карточный домик.
Худую статую, наверно, вырубили из куска льда или мрамора, а чей-то Дьявольский Фрукт вдохнул в неё жизнь. Потому что не бывает таких холодных глаз, и женщина не может стать сосредоточением зла. Как ангел смерти несла за собой хаос, как женщина западала в душу темной красотой. Ему-то уж точно запала, и тусклые краски постера, сокрытого от посторонних глаз, тому не помеха. Негоже прятать портрет убийцы как бесценную икону, и не ненавидеть тоже плохо, по-предательски. Всё это смахивает на сюжет незавершенного романа, по неписанному правилу прерванного на самом интересном месте.
Он никогда не встречал эту женщину-демона вживую и не чаял увидеться, ведь встреча с Нико Робин подобно джекпоту. Её ловили – она сбегала, её убивали – она выживала, ускользала, исчезала, но не погибала. Женщина-тень с сотней рук и самыми холодными глазами в мире, ей не было места на земле, она не имела права появиться на свет. Её негласная вина – собственное существование, что ставит под вопрос относительную гармонию этого нестройного мира. Таких людей обрекают на славу злодея, а в конце фильма ввергают в пропасть, что тот сгинул, явив свету блаженный финал.
Её было, за что ненавидеть, было, за что желать ей скорейшей гибели: не из собственного жестокосердия, лишь во благо мира. Костры святой Инквизиции не спалят тебя своим пламенем, быть может, твоё тело заберет в дар безбрежный океан, Нико Робин? Это было бы логично. Недаром эта проклятая женщина съела фрукт, недаром он жил в городе Воды – сама судьба повелела ей погибнуть, потонув во мрачных глубинах. Желательно со схваченными наручниками из кайросеки руками. Ведь, не будь на свете преступницы по имени Нико Робин, возможно, его великий учитель был бы жив.
Было бы, не было бы… Ему по должности не положено гадать на кофейной гуще.
А сухая тень уже замерла за колонной, разве что холодом не дышит.
У Нико Робин легкая, почти неслышная походка, и каблуки остроносых туфель не шелестят при ходьбе, как положено, - лишь прервавшийся на секунду отблеск от настольной лампы прогремит как взрыв – она здесь. Пришла, вернулась; жаль только, не по своей воле. Вторая встреча ещё ценней, второе расставание – ещё болезненней…
Если верить дозорным, тебе, Нико Робин, почти тридцать, за годы гонений ты предавала и убивала не раз, возможно, даже приходилось продавать своё тело, не так ли? Умеешь ли ты верить людям, Робин?.. В холодных глазах – нерастопленный лед твоей души, на лице – свежие морщины, шепчущие, что ты настрадалась уже. О тебе говорили так много и так не по делу. И сердца у тебя нет, и душу ты давно обменяла на модельные лакированные туфли, и руки у тебя не дрожат, когда спускаешь курок. Ты не так проста, Нико Робин, верно? Быть банальной злодейкой – это не для тебя. Потому что ты сильная. И храбрая. И умная. И… замечательная. Характеристика, негодная для мирового зла, для заплутавшей души или падшего ангела куда более подходящая.
А непогасшая искра на лицевой стороне её души тлела мрачным холодом, зазывая слышащих, страждущих, и ледяные голубые глаза со старого постера глядели на него ежедневно, гипнотизируя смоляными черными буквами по кромке и заставляя вновь и вновь, тут же раскаиваясь, на выдохе произносить проклятое имя. Если бы дьявол мог материализоваться, если бы смерть имела женское обличие, кажется, у неё было лицо женщины-преступницы ценой в семьдесят девять миллионов. Самое прекрасное лицо, какое сумела вылепить художница Природа.
Такой женщине, как Нико Робин, пистолет совсем не к лицу – куда краше изогнутый музыкальной нотой кинжал. Обязательно с узорной ручкой из нефрита или зеленого мрамора. Зеленого.
Она уверенно смотрит ему в глаза сквозь воображаемый прицел и плотно стискивает губы.
Её стоило бы, стоило ненавидеть, презирать, бояться - но не думать о том, как она выросла и изменилась за двадцать лет больных своих скитаний. Не думать, что свет от лампы, должно быть, неудобно бьет ей сейчас в лицо и что за щелчок секунду назад разорвал повисшую тишину. Не думать.
Её было за что ненавидеть и не было одновременно.
Он, словно не веря самому себе, гипнотизировал кровоточащую рану, пробираясь сквозь плотную пелену мыслей. Её зеленый капюшон с витиеватой каймой мерещился ему в захватившей сознание горячке, белый потолок чернел всплывающими перед глазами пятнами, складывающимися в знакомый-чужой профиль, а стук сердца ударами отбойного молотка пробивался сквозь ставшую ватной голову. Выстрел прозвенел и утих, не ублажив слуха эхом, а значит, дозорные не лгали на её счет. Только вот накидка на ней была грязно-зеленая, а зеленый, как известно, цвет жизни. Забавное совпадение для той, чью смерть встретили бы фанфарами.
Она бы храбро посмотрела своим убийцам в лицо, а они узрели на дне её голубых глаз ядовитый осадок: то, что от неё ещё осталось. Или родилось заново? Усыпанная пеплом почва благодатна, как никогда.
Тебе не нравится то спокойствие, с каким человек глядит в лицо самой госпоже Смерти, Нико Робин? Сейчас у неё твое лицо, а оно страх вовсе не внушает. А может, тебя не устраивает твоя работа? Может, и убивать ты не хочешь?.. Почему же ты молчишь, а, Робин? Услышать твой голос, коснуться руки – а там и умирать не так обидно.
Холодные руки, выросшие из пола, прижмут к земле, а тень Нико Робин закроет его собой от света. Она выстрелит вот-вот, так что он теряет?..
Легко коснувшись её губ, с удивлением ни выстрела, ни хруста собственный костей он не услышит. Шелковые пряди, соскользнув с плеча, поцелуют перевязанное плечо, а голубые глаза напротив вдруг покажутся совсем не ледяными, как на его постере.
Свет лампы снова, как преданная собака, лизнет его в щеку.
И мраморная статуя может оттаять в июле.
@темы: Айсберг/Робин, Фанфикшен